Вера и злой рок

Симон Палей

Симон Палей был женат на родной сестре моей бабушки по линии матери. Мои родители с его семьей были очень дружны, бывали в гостях друг у друга, делились горестями и радостями. В городе Борисове, где мы жили, Симон Палей был хорошо известен. Он владел небольшим заводиком, который обеспечивал все городское население сельтерской водой. Мне было три или четыре года, когда мама привела меня на это предприятие, размещавшееся в просторном подвале. Запомнилась большая цистерна, возле которой вращалось огромное колесо. Понятно, это был сатуратор, который перемешивал обыкновенную воду с углекислым газом. Свежая газированная вода перекачивалась в привычные тогда 30-литровые медные сифоны, которые затем развозились по торговым точкам.

Сколько человек работало на этом заводе? Думаю, два или, максимум, три. Но после прекращения НЭПа мой родственник лишился своего куска хлеба. Лишенцу, чья семья состояла из восьми человек, как и многим ему подобным изгоям, пришлось искать каких-либо средств на пропитание в других местах. Симон выбрал Ленинград.

Однажды мы с мамой поехали к ним в гости, чтобы посмотреть, как он сумел обустроиться в крупном городе. До сих пор не могу забыть тот чердак, где жила эта многочисленная семья. Помню тяжелый и неприятный запах, который наводнял жилое помещение. Причиной был Меер, самый младший сын Симона, родишийся с глубокой формой олигофрении. Поэтому, прожив 16 лет, он не мог говорить и ходить, ничего не соображал, кушал с подносимой ко рту ложечки и отправлял естественные надобности только под себя. Тем не менее, этот лишенный разума неизлечимый инвалид был в семье всеобщим любимцем. Я видел, как его взрослые братья и сестры многократно подходили к нему, целовали и говорили ласковые слова, что вызывало у Меера, как мне казалось, некое подобие безразличной улыбки.

Симон мог, вероятно, найти и лучшую квартиру, но он был беспредельно верующим человеком и искал жильё только вблизи синагоги, чтобы можно было ходить туда пешком. И, действительно, его чердачное жилище находилось возле Театральной площади по улице Печатников, т.е. рядом с ленинградской хоральной синагогой. Он и работу нашел себе подходящую, которая позволяла соблюдать святость субботы.

Но своим детям он стремился дать светское образование (правда, о религиозном, как все знают, в Стране Советов не могло быть и речи), и все они, за исключением, разумеется, Меера, учились в институтах.

Но началась война. Меера не стало, однако злой рок крепко вцепился в эту семью и не хотел ее отпускать. Вот потрясающий перечень событий.

В блокадном городе умер от голода Симон. Жена Хася пережила войну, но сразу после ее окончания погибла под колесами автомобиля Скорой помощи. Пропал без вести учившийся в институте киноинженеров сын Берл. Дочь Броха умерла от аборта. Выпала из переполненного троллейбуса и разбилась насмерть дочь Ривка. Безвременно и скоропостижно скончались дочь Мера и сын Эля. А в пионерском лагере утонула внучка Таня.

За что же Всевышний проявил такую жестокую немилосердность к своему покорнейшему слуге и его праведной семье? Вопрос мне кажется праздным, потому что ответа на него нет. Впрочем, если бы я был раввином, то ответил бы так: - "Грешен был реб Симэн, но о его грехах знал только Бог".

Однако, я не раввин.